ПРЕТЕНЗИЙ НЕ ИМЕЮ
от трёх авторов одной истории

     1. — 2.
  Одна девочка спросила: «Ответьте мне кто-нибудь: почему, когда я прыгнула с моста чтобы покончить со всем этим, собралось много народа? Толпа остановилась, переживала, и кто-то даже кинулся вытаскивать меня из ледяной бездны… А когда я стала также убивать себя изо дня в день, вталкивая в вены наркотик – все отворачиваются и презирают. За что?»

    
Что могли мы, дети СССР, взращенные на заветах дедушки Ленина, знать о  СПИДе и наркомании? Только то, что «эти явления» существуют где-то там, на «гнилом западе». Нам едва исполнилось по 14, когда мы впервые попробовали кайф…(«комсомольцы-добровольцы!») Но наши судьбы пересеклись. Когда же это было?.. В конце семидесятых… В восьмидесятые? Господи, как давно … 

  Киевские студенты, будущие «строители коммунизма» познакомились на «медицинском поле» — так тогда называли плантации мака под Черниговом. Укололись….
      Шли годы…. И в прошлом, каком-то далёком, кажущимся таким нереальным, остались аспирантура, престиж, мечты…А в настоящем… Настоящего, и как позже выяснилось, и будущего, у нас никогда не было. Больнички, дурки, тюрьмы, лагеря – слились в одну полосу с метким названием СИСТЕМА… Все попытки, а их было не счесть, выровнять ломанную, гнутую, кривую, склеить  осколки — претерпели фиаско.
  Ч  то? С наркотиков спрыгивают 2-ое — 3-ое из 10? Хм… Может быть, может быть

* см. http://motilek.com.ua//index.php?option=com_content&task=blogcategory&id=16&Itemid=41&limit=5&limitstart=10 
"Копы за легалайз" Джек Коул

  …Вены давно пропали и в последние годы мы уже кололись по мышцам. Гнили, месяцами не выходили на улицу и тихо ненавидели мир. Впрочем, как и он ненавидел нас… Трофические язвы, абсцессы… К постоянной вони растворителя, ангидрида и нашатыря, добавился смрад, который источали гниющие раны. Боль стала постоянной, нестерпимой. Бессонницы, ночные кошмары стали привычными. Нервы сдавали. Вечные перевязки, стирка бинтов, доставание мазей, лекарств… — только маленький краешек того шлейфа проблем, что тянулся вслед за паровозом-наркотиком, который надо было добывать каждый божий день, каждый день… Добывать, варить, колоть. Добывать, варить, колоть… Изо дня в день. Из года в год… 

   2

Медицинская помощь

Из дневника:
«Понимая, что без хирургического вмешательства я скоро сыграю в ящик, бреду с температурой зимой в пургу в железнодорожную больницу, к какому-то хирургу, профессору, знакомому знакомой маминой знакомой, зная по опыту, что в моём случае лучше "по знакомству". Целый день мы с мужем торчим в холодном больничном коридоре, в ожидании свободного времени у самого заведующего (именно эту должность занимал хирург). Весь день Василий Никитич мельтешил по больнице, занимаясь всякой административной ерундой, а пробегая мимо нас, многозначительно бросал: "Ждите!" За время многочасового стояния в холодном коридоре мне стало настолько погано, что мысленно я уже была согласна на всё, даже подставить под нож и лишиться какой-то (лучшей!) части своего многострадального мягкого места.
  Наконец, меня пригласили в кабинет и прозвучало риторическое: "На что жалуемся?" В тот момент, в душе мы жаловались на многое: на дурацкое ожидание в с температурой 40, на отсутствие вен и  пожизненную нехватку денег, но главное — я изнемогала от пульсирующего болью кирпича в заднице и с этим срочно надо было что-то делать. Врать в моём случае было бессмысленно (на ж%пе всё было написано) и я выложила, как на духУ, что наркоманка и давно, что угораздило неудачно ширнуться, и вот сейчас уж так плохо, так плохо, что еле жива: абсцесс, температура, помогите, доктор! "Ну-ка, вон отсюда!! Немедленно вон!!" — прошипел хирург, жирная морда которого стала наливаться кровью.
  Я опешила, окаменела в испуге, вросла в кушетку, на которой сидела. " Вон, я сказал! Только вашего дерьма мне и недоставало! Как только наглости хватило прийти сюда, изображая больную, когда вокруг действительно больные люди!?" Мне вдруг срочно захотелось стать обшарпанной неприметной тумбочкой, микробом, навсегда слиться с этим убогим больничным интерьером, провалиться сквозь землю и умереть — стать прахом, только бы не быть больше этой глупой больной женщиной, питающей кучу иллюзий по поводу каких-то там «своих законных прав на оказание медицинской помощи». 
  Я пулей вылетела из кабинета, гнев и обида душили меня, но ещё больше унижение и моя полная беспомощность в этой ситуации.
  Поплакав у мужа на плече, мы побрели с ним домой, понимая, что обращаться ещё куда-либо совершенно бесполезно — если "по знакомству" я получила такой приём, то "на общих основаниях" не равён час загреметь на нары. Придя домой, доползла до своей раскладушечки (вся мягкая да и твёрдая мебель к тому времени уже перекочевали к барыгам за макову соломку) и легла там в состоянии полного опустошения и безразличия к своей персоне. Помощи ждать было неоткуда. Оставалось молиться, уповая на небеса…»

Слава Богу, тогда обошлось. И мы продолжали «идти вон со своим дерьмом», куда глаза глядят. А той зимой они глядели в одну сторону – в сторону …  барыги.
 
/далі буде/